Криминал рвется во власть – это первая мысль, которая приходит на ум при виде того, как родня криминальных авторитетов жмет руку руководителю партийного отделения. Тем более, когда сообщается, что родня эта собралась в Ил Тумэн. Братья Владимир и Василий Малашкины – они же Вова Рыжий и Вася Дурак – хорошо известны в определенных кругах Якутии. И вот сын Рыжего, Владимир Малашкин-младший, о существовании которого мало кто подозревал, вышел из тени.
На предложение встретиться согласился без долгих раздумий. Владимиру сегодня 38. Родился в Абыйском улусе, до окончания школы жил там же в селе Кенг-Кюель. Потом отправился покорять Якутск, начав скромно с ПТУ и получения профессии слесаря дорожных машин. На первый взгляд, для хорошиста выбор неожиданный, но…
Владимир МАЛАШКИН:
— Я рос в очень бедной семье, даже по сельским меркам. Мама – санитарка, отчим, которого я тогда считал родным отцом – кочегар. Отчим не был добытчиком, к тому же в семье, как говорится, были вредные привычки. И в восемь лет я сказал себе, что никогда не буду курить и пить – даже никогда не пробовал.
У меня не было детства. С 11 лет был в семье добытчиком, где еще росла и маленькая сестренка. Брался за любую работу в селе. Кто-то давал мясо, рыбу, уток… В 11 лет я за два дня переколол 30 кубометров дров, за что мне заплатили 300 рублей. Для 1996 года это копейки, но мама получала 1200, отчим после вычета алиментов на руки 600. В училище было общежитие и хоть копеечная, но стипендия. Поступил туда в 2002-м, а в 2003-м меня избрали президентом СПТУ-11.
— А что же ваши авторитетные родственники? Почему отец и дядя не взялись вам помочь?
— Отца я увидел лишь в 14 лет, до этого даже не предполагал, что живу с отчимом. Сначала я увидел его со спины метров с 200 и сразу понял, что это родной человек – зов крови, наверное. Потом отец пришел к нам домой, сказал, что я его сын – у нас с ним одно лицо.
— Как отреагировали на его появление мама и отчим?
— Никак. Может быть, им было все равно (замолчал).
Тогда меня звали по-другому: Евгений Александрович Слепцов. Фамилия мамы, а откуда взялось отчество, вообще не знаю, видимо, просто так записали. В 2012 году мы сделали тест ДНК, который на 99 с лишним процентов установил, что я сын Владимира Васильевича Малашкина.
— Кто стал инициатором проведения теста?
— Отец. Видимо, он все-таки сомневался в родстве. Я не возражал, поскольку хотел знать свои корни – это уже чисто якутское.
— Владимир, в вашем лице якутское трудно отыскать.
— У меня мама саха. До 17 лет я вообще говорил только по-якутски. Русский учил уже в Якутске и сейчас свободно им владею, но думаю по-прежнему сахалыы. Пошли в клинику, заплатил за тест, получили положительный результат.
— Отец настоял, а платили за тест вы?
— Так получилось. Я был уже взрослый человек, мог сам заплатить. После теста ДНК отец сказал, что мне нужно сменить имя и фамилию. Мне самому имя Женя не нравилось – какое-то полуженское что ли. Хотел настоящее мужское – Серега, Леха или Вова. Отец настоял, чтобы я взял его имя, фамилию и от него отчество – теперь я Владимир Владимирович Малашкин, так же зовут и моего младшего сына.
— Видимо, вы стали близки с родным отцом.
— Его появление в 14 лет для меня стало светом в конце тоннеля. Это что-то подростковое, скорее, эмоциональное, чем разумное. Потому что с родным отцом мы не стали близки. Во второй раз его увидел уже в Якутске, когда мне было 17. Вообще, как отец с сыном мы встречались и разговаривали лишь несколько раз в жизни. После тестирования ничего не изменилось. Не могу сказать, что жалею: если не было дано в детстве, откуда взяться потом?
— Владимир Малашкин-старший отбывает наказание в колонии. Вы его проведывали?
— Нет. Видел его в последний раз лет восемь назад. Где-то раз в год он звонит, спрашивает про меня, внуков…
— Просит прислать передачу?
— Нет, ничего не просит.
— Как вы отнеслись к тому, что отец и дядя занимают определенное положение в криминалитете?
— Как говорят, родителей не выбирают. Ни отец, ни дядя никогда ничем мне в жизни не помогли. Вообще. Всего добивался своей головой и руками. Я никогда не был с криминалом и не знаю друзей своего отца и дяди. Самое мое большое правонарушение в жизни – превышение скорости.
— Значит, это тот случай, когда природа отдохнула на детях?
Владимир расхохотался.
— У меня, видимо, проснулись другие гены: дед по материнской линии в Арктике держал оленей, а у деда по отцовской в Самарской области была конеферма. У нас с женой в Абыйском улусе свое стадо. Я хочу осветить эту фамилию с другой стороны.
В апреле прошлого года я закупил 100 лошадей на Алеко-кюельском конезаводе в Среднеколымском районе и пригнал их в Абый. Сначала думал купить 75, но это был год 100-летия республики… Это была поистине уникальная операция. Сначала 250 км от Колымы до Индигирки мы прошли на снегоходах, вернулись на вездеходах, обратно на тракторе повезли сено, оставляя его по маршруту. А потом по пробитой дороге погнали лошадей.
250 км табун прошел за пять дней. Затем погрузили лошадей на КамАЗы, чтобы они на льду Индигирки ноги не переломали, и еще 200 км в Абыйский улус. Колымо-Индигирская трасса – зимник, который мы впервые пробили в тундре, мог бы стать дорогой жизни. Ведь на 1100 км он сократил бы путь от Якутска через Абый до Среднеколымска. Согласитесь, в наших условиях это дело. Ладно, это уже другой вопрос.
Источник: Сергей СУМЧЕНКО, Якутск Вечерний
Материал полностью читайте по ссылке: https://taigapost.ru/news/chto-ya-ryzhiy-chistoserdechnoe-priznanie-syna-kriminalnogo-avtoriteta
